Защитник. Родился 29 января 1949 г. Воспитанник футбольного отделения
ДЮСШ «Юность» Дзержинского района Москвы.
Выступал за московский «Спартак» (1969 — 1978) и «Динамо» (1979 — 1980),
самарские «Крылья Советов» (1980).
Чемпион СССР 1969 года. Обладатель Кубка СССР 1971 года. Семь раз включался в
«Список 33-х лучших футболистов». Лучший футболист СССР 1972 года. За сборную
СССР сыграл 52 матча, забил 1 гол.
Бронзовый призер Олимпийских игр в Мюнхене 1972 года. Участник чемпионата
мира 1970 г. Играл в составе сборной мира в прощальном матче Гаринчи в
Рио-де-Жанейро в 1973 году.
Тренировал челябинский «Локомотив», майкопскую «Дружбу» и «Металлург»из
Златоуста. С 1999 года — президент и главный тренер МФК «Спартак» (Москва).
РАЗРУШИТЬ, СОЗДАТЬ, ЗАВЕРШИТЬ!..
Лучший футболист 1972 года спартаковец Евгений Ловчев с тринадцати лет играет
защитником, т. е. с тех пор, как стал выступать за команду мальчиков футбольного
отделения ДЮСШ «Юность» Дзержинского района столицы.Те, кто считают, что Ловчеву
повезло — он, не играя в дубле, сразу занял место 35-летнего левого защитника
Анатолия Крутикова в основном составе «Спартака»,- ошибаются. У этого везения
есть название: самоотречение во имя футбола. Во всем — в игре, в быту, во
взаимоотношениях с близкими и знакомыми. Недаром Симонян, пригласивший в 1969
году 20-летнего Ловчева в московский «Спартак», с уважением называет его
«преданнейшим футболу человеком».
В его игре много страсти, вдохновения, юношеского желания сражаться до конца.
Он играет всегда надежно. И в своем клубе, и в сборной СССР. Именно поэтому даже
в неудачном для «Спартака» сезоне 1972 года Евгений Ловчев по праву стал лучшим
футболистом страны.
— Скажите, Евгений, когда вы почувствовали себя
игроком высшей лиги?
— Вернее, игроком московского «Спартака». Я болел за «Спартак», мечтал играть
в этой команде и буду в ней до тех пор, пока нужен. Выходит, я всегда-верил, что
смогу играть в основном составе. Ну, а первое испытание выпало мне уже в 1969
году, на предсезонном сборе в Сочи. Тогда я впервые вышел на контрольный матч с
«Днепром». В один из моментов ошиблись наши центральные защитники, выпустили
один на один с вратарем нападающего днепропетровцев. Я догонял его со своего
фланга, проигрывая метра четыре. Уже в штрафной площади удалось настичь форварда
и в подкате выбить мяч. И тут я услышал, как Николай Петрович Старостин громко
сказал кому-то у бровки поля: «Ну, скоростина!». В то мгновение я был счастлив.
Ведь так хотелось доказать тренерам, что они не ошиблись во мне!
— В 1969 году в составе «Спартака» вы стали
чемпионом страны. И тогда же впервые надели футболку игрока сборной, участвовали
в отборочном турнире мирового первенства. Завидное начало для
перворазрядника…
— А я и мечтал о многом. Только не подумайте, что я хвалюсь. Но если отдаешь
все силы борьбе, если измеряешь каждый свой шаг интересами команды, если
отказываешь себе постоянно в большом и малом, то почему прямо не говорить об
этом? Я ненавижу зазнайство и трусость, но не знаю, лучше ли ложная скромность и
самоуверенность. Не давать повода говорить о тебе плохо — это еще не значит быть
хорошим, самым нужным.
Почему был взлет в 1969 году? Потому что был в команде истинно спартаковский
дух, истинно спартаковская игра. Я хотел играть в этой команде, потому что
знаменитые игроки ее были для меня олицетворением мужества, благородства,
таланта. Вот почему каждое слово тренера, любое игровое задание считал законом,
военным приказом, если хотите, не выполнить который просто невозможно. И коли
меня оставили в основном составе, пригласили в сборную, значит, я чего-то
достиг. Зачем же мне говорить: «Я и не мечтал об этом…»? Нет, именно мечтал!
Как мечтаю сейчас о будущих больших победах «Спартака».
— После такой горячей исповеди, Евгений, с вас еще
больше спросят тренеры «Спартака» и сборной СССР, да и рядовые любители
футбола.
— Пока играю, готов держать ответ. От того, что сказал, не отступлюсь. Ведь я
говорю о самом дорогом в моейжизни. Я никогда, например, не держал в руках
сигареты, не знаю даже вкуса водки или вина. Стараюсь в каждом матче доказывать
свою необходимость команде. Иначе какой же ты спартаковец, игрок сборной?
— Нередко слышишь, что крайнему защитнику играть легче: мол, его
основное дело — просто разрушать чужие замыслы.
— Не так-то это все просто — персональная опека, позиционная игра,
предугадывание ходов… Кажется, еще Борис Андреевич Аркадьев сказал, что место
крайнего защитника самое трудное. Все зависит от того, каков этот защитник. Один
ограничивается тем, что только разрушает. Другой же, овладев мячом, стремится
создать партнерам наилучшую возможность для ответного наступления. Третий
успевает не только разрушить и создать, но и принять участие в завершении
атаки.
— Вам пока удачно удается это сочетать. Расскажите, пожалуйста,
подробнее, что значит «разрушить»?
— Я много работаю над скоростью, считаю, что скорость — мой конек. Я просто
бегу чуть сзади крайнего нападающего, не пускаю его в центр, думаю: «Беги себе
по краю, я всегда тебя догоню… или в крайнем случае выбью мяч в аут». Тут моя
задача — просто выбить мяч.
А при аутах, когда мяч летит вдоль бровки, стараюсь сыграть наперехват, иду
на опережение. За что и достается от соперников в каждой игре. Опередил — и
сразу чувствуешь толчок сзади или что-нибудь похуже. А что делать, если моя игра
в основном на перехвате? Вот говорят: тактика мелкого фола. Я глубоко убежден,
что мне от нападающих перепадает значительно больше, чем им от меня. Приходится
терпеть. Пока в высшей лиге ни один судья ни разу не показывал мне желтую
карточку. Но, честно говоря, когда бьют, сдерживаться становится все труднее и
труднее. Иной раз требуется огромное усилие воли, чтобы не вспылить и не
ответить футбольному хулигану. Особенно когда при явной грубости почему-то
молчит судейский свисток.
Сложнее бывает, если меня с края нападающий повел в центр, а в мою зону
устремился полузащитник соперника. Здесь необходимо угадать, куда будет передан
мяч, где опаснее, кого прикрывать. Получит мой подопечный форвард мяч в центре -
и сразу возникает острейший момент. Этого нельзя допустить. Да и он сам нередко
облегчает мне задачу — лезет в кучу игроков, значит, его можно «передать»
возгласом партнеру по обороне, а самому все внимание уделить оказавшемуся на
фланге полузащитнику. Смотришь, мяч как раз к нему и летит! Дальше уже просто
играешь наперехват. Подобных ситуаций возникает в игре множество. Тут главное,
чтобы соперник не догадался, что ты успел разгадать его намерения. Даже на
мгновение остановиться нельзя — решение может быть единственным.
— А как вы решаете задачу создания ответной атаки?
— Что такое создание, или, как принято говорить, созидание, атаки? Это когда
защитник получил мяч и быстро отдал его своему полузащитнику или сразу
нападающему. В принципе так оно и должно быть. Но вот нападающие разобраны, их
плотно опекают. Есть ли смысл отдавать им пас? Увидев, предположим, что Редин
освободился от опеки, я ему, конечно, тут же обязан отдать мяч. Но защитник,
глядишь, снова рядом. Можно ли такой мой пас считать-созиданием? Вот почему
стараешься пройти с мячом это же расстояние на скорости. Появляется, во-первых,
лишний игрок, во-вторых, Редина не цепляют и, в-третьих, выиграно время.
Конечно, тут все зависит от ситуации, и подключаться в атаку нужно обдуманно.
Сейчас у большинства крайних защитников вошло в привычку эпизодически
превращаться в крайних нападающих. При все возрастающей универсализации крайних
защитников этого требуют обстоятельства, и в большинстве других клубов так и
поступают. Иное дело у нас, в «Спартаке». Попробую объяснить. Защитник впереди
обязан быть нападающим и атаковать без оглядки на свои ворота. Здесь
взаимозаменяемость играет решающую роль. Я не должен волноваться, что сзади на
моем фланге пусто. В этом отношении может служить примером полузащитник «Зари»
Виктор Кузнецов. Как только защитник идет вперед, он сразу же занимает его
фланг. В «Спартаке» же все любят атаковать. Булгаков, Папаев больше думают о
наступательных действиях, чем об обороне. Даже Киселев не всегда находится в
зоне Логофета, когда правый защитник уходит вперед.
В последнее время меня нередко упрекали и тренеры и обозреватели, что я
слишком увлекаюсь вылазками вперед. Называли это чуть ли не самоуправством. Не
могу с этим согласиться. Сегодня у «Спартака» не такое уж мощное нападение, и
когда впереди «не клеится», считаю, что своими рейдами через все поле к чужим
воротам могу помочь нападающим. Ну скажите, как же еще зажечь в них желание
играть острее, злее?! Не могу забыть прошлогодний ответный кубковый матч с
«Атлетико», когда мне удалось дойти почти до углового фланга и сделать подачу во
вратарскую площадку испанцев. И я горжусь, что именно с моей подачи Хусаинов
тогда забил гол, который был так нужен «Спартаку».
— По-моему, вы и сами забили несколько мячей в играх на первенство и
Кубок страны?
— Кому же из игроков не приятно забивать голы? Но в завершении атак я, к
сожалению, еще не все использую. Вот если бы у меня был удар, как у Осянина…
Но я все же стараюсь приблизиться к чужим воротам, проникнуть в штрафную за счет
«стенки», которую мы всегда разыгрываем с Володей Рединым. Мы с ним вообще очень
хорошо чувствуем друг друга. Но чаще бывает так: сыграв с ним в «стенку» и выйдя
вперед, создав у соперника уверенность, что буду бить по воротам, в последний
момент отдаю вновь мяч Редину.
— Как вы перенесли бремя звания лучшего футболиста года, что хотели
бы пожелать друзьям-соперникам?
— Счастливыми были для меня те новогодние дни, когда вышел еженедельник с
этим радостным известием. И все принялись хвалить, поздравлять. Зато потом уж не
простили ни одной ошибочки… А что касается пожелания, то могу сказать, что мне
очень понравился ответ на этот же вопрос лауреата 1969 года Владимира Мунтяна.
Он пожелал тогда друзьям-соперникам быть немного доброжелательнее друг к
другу.
Вот и я хочу еще раз пожелать это.
С. ШМИТЬКО.
Еженедельник «Футбол-Хоккей», 1973 г.
УДАР-ПРОТЕСТ В СТИЛЕ ЖИЗНИ ЕВГЕНИЯ ЛОВЧЕВА
Дело шло к вечеру, когда я нагрянул в его офис, имея в карманах диктофон и
блокнот с набросками к его мятежному портрету:
«Идеальный
режимщик. Никогда не курил. К спиртному каменно равнодушен. За столом на
собственной свадьбе пригубил полфужера шампанского».
«Женат дважды. Детей двое». «Владеет собственной фирмой».
Переворачиваем страницу:
«Вы не поверите, черт возьми! -
играет мушкетерскими усами Михаил Боярский. — На тренировках он зверствует так,
будто мы настоящие футболисты! Такого возмущенного крика я не слышал».
Слово тренеру Герману Зонину:
«Однажды наша сборная
приехала в Бразилию. Утром всей командой собрались на пляж. «Жень, а ты что не с
нами?». «Да я бы с радостью, Герман Семеныч, страсть как тянет искупнуться, на
песочке поваляться. Но мне к «Спартаку» готовиться надо — сезон-то в разгаре». И
вместо пляжа побежал кросс. Добавлю, что с мнением Ловчева, это я давно
подметил, считаются все и вся, ведь это мнение человека недюжинного».
«До деньжат он шибко жаден — вот что!» — из разговора в футбольных
кулуарах…
Еще страничка долой:
«Я слишком люблю футбол, чтобы в нем
работать…».
«Когда говорят, что в футбольном доме у нас чистота была прямо райская, тут
хоть плачь, хоть смейся».
- Вы вот о «елейных воспоминаниях» высказались… — Слова мои, да, но
добавить хочу. Тогда вы меня до самой точки, надеюсь, поймете. Все эти сказочки
хороши только для тех, кто не знает изнанки игры. Я ее тоже не знал, пока
смотрел на футбол из окна спартаковского автобуса. Я любил игру — до одури. Игра
тоже платила мне взаимностью. Казалось, что благостный этот союз не закончится
никогда. Но идиллия хрустнула, как только закончив играть, я вернулся туда уже
тренером. Футбол мне открылся тогда как бы с черного хода, где в порядке вещей
было пьянствовать с судьями. Или, шаркая ножкой, встречать их в аэропорту, где
вместо «здрасьте» с тебя открытым текстом требуют бакшиш. В нагрузку к заявке -
таскать в Федерацию деньги с продуктами, лебезить перед кем-то…
- Иначе нельзя было?
- Без грязи, хотите сказать? Именно так я и жил — на лапу никому не давал. И
сам не брал. А меня за эти принципы долбали… Но всему есть предел. Как-то я
пришел к большому спортивному начальнику, в кабинет с вертушкой. Говорю: «По
трухлявой морали существовать не хочу. И не буду. А по-честному не дают».
Выслушал он мою исповедь и говорит: «Если так допекло, уходи, Жень, не мучайся.
Все равно не приживешься».
- И вы ушли?
- И я ушел.
- С чистой совестью, или какое-то пятнышко все-таки
было?
- Чуть-чуть однажды не замазался. В Куйбышеве. Очки до зарезу были нужны, вот
и завязал натуру в узел — и к соперникам на поклон. Но все это, надо сказать,
поломалось, и вовремя. И перед футболом я остался чист.
- Но давайте вернемся к «Спартаку». В ту самую пору, когда вы были в
нем за капитана. Теперь представим: к вам приходит гонец и, молитвенно сложив
руки, предлагает щедрую мировую. Очков у вас в избытке, можно и…
- Не-е-е. Разговаривать со мной на эти темы было делом пустым. Году,
дай Бог памяти, в 74-м, кажется, «Пахтакор» отчаянно карабкался в восьмерку -
рубеж, по тем временам, как раз «мастерский». Приезжаем в Ташкент. А вечером
Саша Минаев приводит ко мне в номер Володю Федорова. «Володь, — говорю, — и не
проси даже. Мы своих «мастеров» с боем брали, а не покупали. Так что, извини». В
другой раз Николай Смольников, бакинец, появился: «Коля, а зачем вам ничья, не
пойму? «Нефтчи» и так уже вылетел…». «Не в вылете дело. Жень, у нас,
понимаешь, загранка не состоится, если вам проиграем». «Ну, ты меня знаешь: я по
левым делам не специалист». Но сказать, что все мы без греха, значит соврать.
Году где-то в 70-м, по-моему, на финише сезона горел «Черноморец», на треть
состоявший из бывших спартаковцев. И вся команда продала одесситам игру. Кроме
троих — Папаева, Абрамова и Ловчева. Мы отдавали мяч вперед, а нам его обратно
за спину кидали свои же ребята. В перерыве я подошел к Симоняну: «Никита Палыч,
игра продается…». Потом меня Старостин вызвал: «Ты уверен, что игра
продавалась?». Но это пятно было единственным. На моей памяти -
единственным.
- Говорят, что Николай Петрович Старостин, незабвенный спартаковский
патриарх, называл вас не иначе, как — идеалистом?
- Это так. Он и относился ко мне хорошо, хотя, конечно, не мог мне простить
ухода в «Динамо»… Меня года два уже как не было в команде, когда к нему в
кабинет пришел один ушлый журналист из «Советской России». Он статью против меня
как раз стряпал, думал и Старостина приобщить. Выслушав его, Николай Петрович
произнес лаконичную фразу, которой, не скрою, я очень горжусь. Вот она: «Ловчев
- великий энтузиаст футбола, этим все сказано».
- Кстати, это вы однажды в раздевалке бутсы в стену швырнули, крича
еще, что на поле больше не выйдете? А Старостин с Симоняном рядом стояли. Ведь
было такое, Евгений Серафимович?
- Было, я разве отказываюсь, в 1971 году. В тот сезон стряслась со мной одна
напасть, ноги сводило. К концу матча так бывало прихватит, хоть зубами их
отгрызай. И вот вам, пожалуйста, ситуация: играем на Кубок с «Кайратом». Два
тайма я еще продержался. А на табло — нули. Выходит, еще впереди полчаса
дополнительных, которые мне, чувствую, не выдержать.
Попросил я тогда Колю Киселева прикрыть мое место на левом краю обороны. Сам
же в середину пошел. А Коля, полузащитник, и по привычке своей все вперед
убегал, а в брошенной им зоне тут как тут появляется Олег Долматов и с душой
бомбит наши ворота. После игры в раздевалке ко мне подошел Никита Палыч и выдал
по первое число. Ну я сижу слушаю. Молчу пока. А внутри уже все закипает: это
что такое творится, а? С ногами, понимаешь, полускрюченными я бился, как мог, а
теперь на меня такое выслушивать?! Вскочил, бутсы — в стену хрясть! Все! Больше
в футбол не играю! Через день вся команда собралась в Тарасовке…
- А вы?
- А я дома остался. На игру, правда, приехал. Купил в кассе билет и весь матч
просидел на противоположной от раздевалок трибуне.
- Так и не зашли?
- Нет. После свистка — сразу домой. Ночью не спал, все ворочался. Думал.
Вдруг звонок. Снимаю трубку — Старостин: «Женя. Извини, что тревожу так поздно.
Не спишь? Меня вот тоже сон не берет. Женя, скажи, известно тебе, что такое
«Спартак»?. «Известно, конечно, раз я в нем играю». «Спешишь, Женя, спешишь, не
все так просто. Вот послушай, что я об этом думаю…». Спокойно, с расстановкой
он толковал мне о сути «Спартака», о том, сколько значит команда в жизни простых
людей. И сказал буквально следующее: «Ты можешь обидеться на Симоняна, на меня.
Но пойми: Симонян и Старостин — это еще не весь «Спартак». «Спартак» — это
значительно больше и глубже». Нет, вы только вдумайтесь: это говорил человек,
который создал команду, не говоря уже о прочих его заслугах!
- И чем кончилось?
- А тем, что с утра пораньше я поехал в Тарасовку.
- Два сезона прошло, и вы снова в центре скандала. Пенальти… Ловчев
разбегается, бьет, и — мяч, как спутник по орбите, заворачивает к угловому
флажку…
- Вас что, подробности интересуют? Расскажу… Дело в том, что умные головы,
сидящие в Федерации, взялись найти противоядие договорным матчам. Думали-думали,
наконец, осенило: если основное время завершилось вничью, значит, дальше надо
бить пенальти. Кто больше забьет — тому очко. На следующий год этот вердикт был
усовершенствован до полного абсурда: если ничья, то бить по пять пенальти, если
снова ничья — каждому по очку. Первая игра была у нас в Донецке. Я — капитан.
Закончили по нулям. Анатолий Коньков подходит: «Ну что, как бить будем?».
«Забиваем по три». Вот тут я договорник, да. Подхожу, значит, к ребятам: «Так,
ты — забиваешь, ты — нет…». Гена Логофет бил последним — мимо, как и надо.
Хорошо, по очку получили. В мае выходим на тбилисцев. Опять — 0:0. Опять
пенальти. Кахи Асатиани подходит: «Как бьем?». «По три в цель». «Лады».
Возвращаюсь к ребятам: «Так, ты — забиваешь, ты — нет. Гена, ты мимо». «Жень, я
в прошлый раз уже не забивал — все, хватит». Хватит, так хватит, сам пробью
последним. Выхожу на точку: вот мяч, там — ворота, и надо сделать так, чтобы он
в них не попал. Неприятное, скажу вам, ощущение. Не по себе как-то. В конце
концов плюнул, разбежался и пульнул мяч к угловому. Стою, улыбаюсь, а все это
крутят по телевизору — крупный план на всю страну… Кошмар! Скандал вселенский!
В экстренном порядке собралась спортивно-техническая комиссия Федерации. Сидели,
решали, какую бы кару Ловчеву дать. Большинство склонялось к дисквалификации.
Старостин в Тарасовку приехал: «Дела скверные, очень!». «Ладно, — говорю, — я им
тоже жизнь устрою. В суд подам: нервный срыв на почве пенальти. Пусть
расхлебывают». Но обошлось… А пенальти эти идиотские были отменены.
- Ну ладно. Это все футбол. А в личной жизни как? Надеюсь, хотя бы
жена вносила успокоение в вашу душу?
- Стыдно сказать, но поколачивал даже.
- А может, она первая начинала?
- Не-не, что вы. Ну, женщины — это вообще… Со второй женой тоже разошелся.
Да, влюблен был, конечно. Она, думаю, нет. С самого начала чувствовал: что-то не
так у нас.
- Зачем же тогда женились?
- Венчались.
- Тем более.
- Сомнения были, но уже объявил, друзья готовились. Отменить? Хорош я тогда
бы был перед ними… Ну а что дальше? Жили, мучились — то уходил, то
возвращался. Потом все рухнуло окончательно.
- О третьей
попытке не думаете?
- Если человек встретится. И встретился уже. Она, правда, замужем.
- Опять, значит, тупик.
- Почему тупик? Подождать надо, куда судьба выведет. Надеюсь, к счастью.
- Наивный вопрос. А что такое счастье?
- В разное время — по-разному. Когда я играл в «Спартаке», счастьем была
победа. Когда жена тебя понимает — тоже, наверное, счастье. Дети. У меня же
классные дети!
- А в деньгах оно есть?
- Для второй жены — было. Мне дороже иное. Однажды с девушкой иду по Арбату в
час ночи. Вдруг меня догоняет парень какой-то: «Извините, вы, случайно, не
Ловчев?». «Ловчев!». «Тогда я спасибо хочу вам сказать за игру вашу в
«Спартаке». Я гляжу на него: парнишка-то молодой совсем, чуть за двадцать. И
моей игры он живьем, стало быть, не видел. Значит, рассказывал кто-то.
- Выходит, вы уже живая легенда, Евгений Серафимович?
- Выходит так.
- Для полной благости, может, есть резон в большое тренерство
вернуться?
- Исключено. Отболел я уже что-то доказывать.
- Оттого, вероятно, «Минкас» и не тянет — всего девятое место в
прошлом сезоне.
- Мне оно хуже ножа. Спать по ночам не дает. Но эти неудачи — временные.
Обязательно пройдут. Будем выше.
- А «Дину» съесть — как, по зубам?
- «Дину»? Пока совладать с ней, конечно, трудно. Пять-шесть порядков, что нас
разделяют, с маху, разумеется, не одолеть. Но бороться будем.
- А Госдума? Артисты?
- Ну, это немножко другое. Для души. Я ценю дружбу с Малежиком, Лозой,
Боярским… Был, помню, момент: я заболел. Лежу дома один, температура под
сорок. Тут звонит Юра Лоза: «Женя, что у тебя с голосом, не пойму! Плохо тебе?
Сейчас же выезжаю, жди». А дело уже к полуночи. Привез что-то вкусное, таблетки
разные, боржоми. На другой день хорошего врача привез. Вот это и ценно. Это и
есть жизнь, когда рядом есть люди, которым ты нужен.
Олег БАЛОБИН.
«Спортивная жизнь России» № 8, 1998 г.
ДВЕ ПЯТЕРКИ ЗА ФУТБОЛ
Вчера ему стукнуло 55. А сегодня он отметит это событие в кругу друзей,
которых, судя по кипе приглашений, разошедшихся из офиса мини-футбольного
«Спартака», несколько сотен.
НЕСКОНЧАЕМЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ
Написать… Готовясь к разговору с Ловчевым, я проштудировал имевшиеся под
рукой публикации о нем и вот на что обратил внимание: их авторам не приходилось
особо усердствовать по части описаний, аналитики, оценок. Чаще всего за них это
делал сам герой материала. Такой уж он человек: любую историю расскажет
красочнее всякого журналиста.
И все же немного наблюдений со стороны.Рабочий график у Евгения Серафимовича
жесткий, не позавидуешь. С утра проводит двухчасовую тренировку с командой,
затем едет через пол-Москвы в клубный офис и переключается на исполнение
президентских обязанностей. Неотложных дел — уйма. Обедает на ходу, успевая
одновременно ознакомиться с содержанием поступивших за день писем. Все это
чередуется с россыпями шуток в адрес сотрудников клуба. Некоторые «подколки»
больше походят на черный юмор: «Борь, я слышал, тебе скоро 60 стукнет? Ну,
готовься на пенсию». Пока «пенсионер» отходит от легкого шока, Ловчев, выдержав
паузу заливается смехом: «Да знаю, знаю я, ты меня здесь еще сто раз
переживешь!»
Резкая смена настроения — наступил черед трансферных вопросов. В мини-футболе
все серьезно: селекция с широким, раскинувшимся до Латинской Америки фронтом,
борьба за игроков…
Приезжает съемочная группа с телевидения. Тема сюжета — футбольное межсезонье
и очередной тур мини-футбольного первенства. Ловчев — в роли комментатора
предстоящих событий. Хрупкая девушка-репортер не верит своему счастью: за два
скоротечных дубля отснято на несколько материалов. Великая вещь — практика.
Ловчев ведь успел и телекомментатором поработать, и радиоведущим.Еще пара-тройка
часов делопроизводственной катавасии — и вновь работа с командой. В кабинет
Ловчева набивается с полтора десятка игроков — начинается теоретическое занятие.
Вновь и вновь прокручиваются записи последних игр: здесь в обороне в который раз
провалились, там моменты растранжирили… Ошибки обсуждают все вместе — в лучших
традициях старостинского «Спартака». Спорят. Правда, игроки, бывает, сетуют, что
Евгений Серафимович всегда оказывается прав. Зря, выходит, спорили.
БЕЗ САМОИРОНИИ НИКУДА
Последние дни у Ловчева были загружены еще больше, чем обычно: виной тому
юбилейные хлопоты.
- Я ведь сам буду ведущим вечера, — приоткрывает секрет сценария именинник. -
Но задуман он не как массовое празднование дня рождения Ловчева. Чествование
спартаковцев — вот соль события, а юбилей — лишь фон, повод собраться.
С ностальгией вспоминаю те времена, когда мы под Новый год собирались старой
спартаковской «гвардией» в ресторане «Арагви». Симонян, Севидов, Рейнгольд…
Все-все спартаковцы, перечислять не буду. Нам выкатывали стол, мы
пели-веселились, былое вспоминали. Подтрунивали по-молодецки и равны были друг
перед другом, как в бане…
Вот в такой атмосфере хочу справить и 55-летие. Правда, на этот раз без
официоза не обойдется. Мне медаль вручат, звание заслуженного мастера спорта по
футболу присвоят. Наверное, за то, что я сейчас в футбол играю куда лучше, чем
лет тридцать назад — в годы игровой карьеры. Когда придет время, будет что на
подушечках перед процессией нести.
- Вы самоироничны…
- А куда без этого? Самоирония — одно из важнейших человеческих качеств. Это
то, что не дает человеку поймать «звездняк», зазнаться. К счастью, чувством
самоиронии обладают многие ветераны «Спартака» — за редким исключением. С людьми
хоть пообщаться можно нормально.
А «ГУРДЖААНИ» — ХОРОШЕЕ ВИНО?
- Легенду, согласно которой вы за всю жизнь выпили всего дважды,
приходилось читать не раз. И в юбилей даже не пригубите?
- Это далеко не легенда. Я действительно выпил всего два раза. В первый раз -
на свадьбе в 70-м, второй — за рождение младшего сына Коли в 2000-м.
Я вышел из того поколения, которое жило при социализме и верило в скорое
наступление коммунизма. Принципы были — как заповеди. И я с детства считал так:
раз ты спортсмен — значит, не пьешь, не куришь. И всегда держался подальше от
сомнительных соблазнов.
Помню, Толя Бышовец пытался меня учить уму-разуму. «У каждого из нас, -
говорил он, — есть бочка, которую нужно выпить». Но то были цветочки — в ранней
молодости. Ягодки начались потом. Я ведь был парнем компанейским, в гости ходил.
А когда ко мне известность пришла, появились знакомства в спортивной среде,
нередко падкой на гульбу и загулы… Но я так ни разу и не поддался, как ни
приставали. Не объяснишь ведь так просто людям: мне это не нужно. Секс — да,
нужен. Но не выпивка.
Забавные случаи бывали. Когда-то жил в доме у ВДНХ. Среди соседей было много
спортсменов — футболисты, хоккеисты… Пришли как-то гости. Побежал я вниз, в
магазин, смотрю — Коля Абрамов стоит. Я думаю: ага, сейчас он мне поможет. Тыкаю
в бутылку на прилавке, спрашиваю: «Скажи, Коль, «Гурджаани» — хорошее вино?» Он
чуть призадумался и отвечает: «Ну как тебе сказать… Такое же, как «Цинандали».
Чумовой ответ! Откуда ж мне, Жене Ловчеву, знать про «Цинандали»?
А однажды, году в 75-м, приключилась неприятная история. Володя Федотов
позвонил и пригласил на дачу в Подрезково. Попросил купить по дороге пару
бутылок водки: «Жень, мне здесь с плотниками рассчитаться нужно». На
Ленинградском шоссе, у выезда из Москвы, есть продовольственный магазин — тогда
он назывался «Ленинград». Беру там две бутылки, запихиваю подмышку. И вдруг
сзади кто-то одергивает. Оборачиваюсь — стоит ребенок: «Дядя Ловчев, дайте мне,
пожалуйста, автограф». Вот так, с двумя бутылками водки подмышкой, расписался
малышу на листе бумаги. Ничего более постыдного в жизни не переживал.
КАЯТЬСЯ НЕ В ЧЕМ
Мы беседуем с Ловчевым в его BMW по дороге от спорткомплекса Тимирязевской
академии, где тренируется «Спартак», до офиса клуба на Электрозаводской. За
светофором на Русаковской улице, находясь в крайнем ряду, Ловчев притормаживает:
«Смотри, Паршин идет!» На тротуаре за плотными рядами машин замечаю пожилого
человека в адидасовской куртке. А Ловчев уже выруливает к обочине, выскакивает
из машины и стремглав бежит назад. Возвращается минуты через две. Запыхавшийся и
при этом явно довольный, рассказывает: как приятно было встретить Николая
Ивановича! Он ведь приглашен на юбилейный вечер, не лишним было еще раз
напомнить: я вас жду.
- А ведь не со всеми футбольными людьми у вас безоблачные
отношения…
- Да. Но это жизнь. Со временем начинаешь относиться ко многому философски.
Без раздражения, без злопамятства.- Видел вас мило беседующим с Бесковым. А на
общекомандной фотографии после прошлогоднего победного Суперкубка по
мини-футболу против «Динамо» — с Романцевым…
- Про мой уход от Бескова сказано и написано много раз. Про отношения с
Романцевым — едва ли меньше. Но время все расставляет по своим местам. Все
возвращается на круги своя.
- Мне рассказывали, что Ловчева и Романцева никогда бы не увидели
рядом, если бы не один общий друг…
- Так и есть. Судьба свела нас обоих с удивительным человеком, страстным
болельщиком «Спартака». С Римом Султановичем Сулеймановым (генеральным
директором ООО «Уренгойгазпром». Прим. А.О.) я познакомился лет 9-10 назад.
Тогда мы с командой артистов «Фортуна» колесили по стране, устраивали праздники.
А познакомились через Михаила Боярского. С тех пор сблизились, регулярно
общаемся.
За этого человека я как-то поднял тост. Не удивляйтесь — именно тост, и
ничего, что содержимое бокала было безалкогольным. Первая часть была посвящена
людям, которым помог Рим Султанович. Сколько их — это что-то потрясающее. За эту
помощь обязательно воздается, потому что кто-то свыше наблюдает за происходящим
на земле.Вторая часть тоста — тоже за людей. Тех, кто не ютится по баракам, а
живет в достойных человеческих условиях и красиво одевается. Тех, кто уважает
себя. Мне не раз приходилось бывать в Новом Уренгое — приполярном рабочем городе
- и каждый раз меня трогают высокая культура и достаток его жителей. В этом тоже
огромная заслуга Сулейманова.
ДЕЛО НЕ В ДЕНЬГАХ
- Вам ведь тоже пришлось работать в далекой глубинке…
- Это хорошие годы. Годы проверки себя на прочность — как человека и как
профессионала. Пусть и команда моя — «Металлург» из Златоуста — была
любительской, играла на уровне области. Тамошние люди не могли поверить, что я,
москвич, приехал в такую даль по собственной воле. Спрашивали робко: вы здесь на
химии?
- ?!
- На жаргоне это означает, что человеку вместо срока за колючей проволокой
предложили на поселение выехать куда подальше. Как академику Сахарову.
- После относительно благополучной Москвы о комфорте наверняка
пришлось забыть…
- Не устаю повторять: не в деньгах дело — в характере. Что в Златоусте, что в
Москве. «Минкас», который я возглавлял, в один момент остался без средств к
существованию. Я сказал тогда ребятам: можно прямо сейчас разойтись, а можно
сохранить команду — выиграть какие-то медали. Потом в старости внукам их
показывать. Так вот, лучшей командной атмосферы я в жизни не видел. Мы
побеждали, выигрывали — без денег. Мне кажется, не случайно именно тот коллектив
стоял у истоков нынешнего мини-футбольного «Спартака».
Теперь, кажется, все изменилось на этом свете. По мини-футбольным меркам
«Спартак» — клуб благополучный. Но, как ни парадоксально, чем больше денег, тем
меньше жажды борьбы, страсти. Недавний матч против «Тюмени» только убедил меня в
этом. В составе соперника вышли молодые ребята — не самые искушенные, неопытные,
зарабатывающие на соответствующем уровне. Как они пластались, как бились против
спартаковских мастеров! В первом матче взяли очко, во втором, хоть и уступили,
до конца стояли!После этого ребята-спартаковцы заводят такой разговор: Евгений
Серафимович, нагружайте нас побольше, заставьте работать. И это говорят мне
профессионалы!А я никого не хочу заставлять делать работу из-под палки. Есть
определенный уровень нагрузок, а если футболисту необходима дополнительная
подготовка, то он должен чувствовать это и готовиться самостоятельно. Никто не
запрещает игроку оставаться после занятий и «нагружаться». Ведь не заставляли, к
примеру, киевского динамовца Серебрянникова отрабатывать до умопомрачения его
коронные штрафные в обвод «стенки»! Помню, в свои лучшие годы Папай (Виктор
Папаев. Прим. А.О.) приходил домой после тренировок, отдыхал немного, а потом
выходил во двор и набирал 5-6 ребят в «дыр-дыр» погонять. И «возил» их в
одиночку до изнеможения! Поэтому и прославился на всю Европу своей незаурядной
техникой.Футболист — профессия творческая. А человек творческий продуктивно
работать из-под палки не может. Футбольный профессионал должен родиться с этой
неуемной тягой к своему делу.
ТРИ КЛАССНЫЕ ТЕЩИ»
У тещи должно быть два зуба. Один — чтобы бутылки открывать. Второй — чтобы
болел, болел, болел…»
Вот так часть беседы, в которой мы затронули личную жизнь, началась не то с
байки, не то с анекдота.
- Я в третий раз женат, и всякий раз мне доставались классные тещи. Между
нами всегда было большое взаимоуважение.
- Тем не менее с женами приходилось расставаться…
- Со мной жить нелегко. От своих благоверных в разные времена слышал одно и
то же: ты хоть иногда отключайся от своей команды, не переноси переживания на
семью. А я не могу по-другому.
С первой женой, Татьяной, мы прожили 20 лет. Она очень хороший человек, но
сложилось так, что расстались. Дети уже взрослые — дочь Катя, сын Женя. Второй
брак был ошибкой. Но трудно говорить об этом так, походя. За каждой историей
стоят большие переживания, судьбы людей.
Третий брак — счастливый. Алена — прекрасный человек, снявший с меня все
домашние заботы, позволивший всецело сосредоточиться на работе. Сын Колька -
парень сумасшедшей энергетики. Совершенно неуправляемый, мы с Аленой с ума
иногда сходим от его проделок. Но я его никогда не наказываю — что поделаешь,
характер такой.
- Колю, наверное, уже готовите к карьере футболиста.
- Кто может знать, как сложится? Вот Женя, старший сын, футболист
состоявшийся. Пусть и не заиграл на самом высоком уровне, но когда в 2002 году
его признали лучшим футболистом Казахстана, я был счастлив. За 30 лет до этого я
стал лучшим футболистом СССР, а он в некотором смысле повторил мой успех -
получил признание на не самой маленькой части бывшего Союза. Думаю, не случайно
после недавнего товарищеского матча сборных Казахстана и Португалии главный
тренер португальцев Сколари отметил Женю во всех интервью. Мне нередко
доводилось присутствовать на матчах с участием сына, просматривать кассеты.
Хороший футболист. И достойнейший человек. Сужу по тому, как к нему относятся
люди: для меня это важнее любых достижений.
Ловчев — слишком интересный собеседник, чтобы вот так просто сказать
«спасибо» и выключить диктофон. Не раскрою секрета, если скажу, что футбольный
люд в большинстве своем на язык не силен. И Ловчев прекрасно знает о своем
превосходстве по этой части: «Без должной скромности скажу: умение говорить на
публике — как и все остальное, дар Божий».
К последнему вопросу, который я задал: «Не ищете ли символов в двух
пятерках, из которых сложился нынешний юбилей?» — Евгений Серафимович
словно был заранее готов. «Вот вам эксклюзив: одна пятерка мне за то, каким я
был футболистом, а другая — за тренера». И рассмеялся.
Андрей ОГИР,
«Спорт-Экспресс», 30.01.2004 г.